2

НА ПУТИ К СОВЕРШЕННОЙ ЦЕРКВИ

Я был воспитан в протестантской церкви в Миннеаполисе. Среди моих самых ранних же­ланий было желание следовать за Богом. Воскрес­ная школа и посещение церкви были непременной частью воскресного утра. Даже недисциплиниро­ванные дети их редко пропускали. Сколько я себя помню, я никогда не отступал от веры в Бога. Мне лишь бывало временами скучно.

В начальной школе мы сидели вместе с родите­лями. Во время пребывания в средне-начальных классах «милые молодые люди», как нас часто на­зывали взрослые, сидели вместе. И по мере того как мы становились старше, мы отодвигались все Дальше и дальше назад.

В средней школе я был избран президентом мо­лодежной группы. Это означало, что я должен был проводить молебны по воскресным вечерам, а я ощущал внутреннюю пустоту.

— Я даже не уверен, что я по-прежнему хрис­тианин, — сказал я своему другу, который был президентом в классе на год старше моего.

— Тебе далеко до меня, — ответил он. — Я во­обще не верю, что есть Бог. — И он был одним из самых энергичных и активных ребят во всей кон­грегации!

В 1956 году, по окончании средней школы, я поступил в университет Минесоты, Год спустя я вступил в братство и переехал в кампус. Дом брат­ства непосредственно примыкал к нашему конфес­сиональному студенческому центру и я, помнится, поклялся что моей ноги там не будет, и сдержал свое обещание. Не то чтобы я не ненавидел Бога или даже церковь. Просто церковь перестала что-либо для меня значить. Она оставила царапину, которая не болела. Поэтому я перестал ее посе­щать. И никто ни разу не пришел за мной.

Кроме "Студенческого крестового похода в по­исках Христа".

Местный представитель "Крестового похода" систематически выступал во всех братствах кампу-са, в том числе и в нашем. Шел 1959 год и предсе­датель нашего братства, римо-католик, в течение Великого поста приглашал вечером по понедельни­кам различных религиозных ораторов-проповед­ников для того чтобы поднять уровень духовной жизни в братстве. Команда "Крестового похода" была частью этой программы.

Новый обет

Когда я услышал как эти люди выходили и без смущения рассказывали о том, что значил для них Христос, их слова задели меня за живое. Моя по­друга, Мерилин, за месяц до этого уже приняла твердое решение посвятить свою жизнь Христу и я знал, что должен буду сделать то же самое. Я помог руководителю "Крестового похода" начать еженедельные занятия по изучению Библии в братстве. И спустя три или четыре недели, после вечернего изучения Библии, когда все ушли спать, я во время молитвы дал обет посвятить себя Хрис­ту. Я знал, что собираюсь действительно следовать за Ним, чего бы это ни стоило.

Вскоре, я даже не могу вспомнить было ли это до или после моего обета, я взял руководителя "Крестового похода" с собой в лютеранскую цер­ковь, а он меня в свою независимую баптистскую церковь. Он заставил меня рассказать о моем не­давнем обращении перед огромной группой уча­щихся воскресной школы. Еще более запоминаю­щимся было утро, когда я уговорил его пойти со мной. Мы пошли в лютеранскую церковь в деловой части Миннеаполиса и прослушали, как мне каза­лось, прекрасную проповедь о жизни ради Христа.

Когда мы выходили, он повернулся ко мне и сказал:

— Ну, а теперь в самый раз пойти домой и по­есть.

    Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Библия — это истинная пища для души и я до смерти проголодался, — ответил он.

— Ты хочешь сказать что тебе не понравилась служба? — уточнил я.

— Просто в ней не было серьезной основы, ни­какого точного разбора Библейского текста, — сказал он, нахмурившись.

— Но ты слышал, что было сказано о Хрис­те, — возразил я. — Мне это понравилось.

— Твоя интуиция усилится, когда лучше узна­ешь Господа, — сказал он. — Мы должны обучать глубокому знанию Библии для того, чтобы возрас­ти в нашей вере.

Что я мог на это возразить? Я начал усердно постигать Новый Завет.

За несколько последующих месяцев усилилась моя любовь к Христу и уменьшились симпатии к организованной Церкви. Хотя не каждый в "Крес­товом походе" верил так, как наш руководитель, под его влиянием я пришел к отрицанию причас­тия и крещения как таинств, через которые мы по­лучаем Божию благодать, и воспринял более лич­ную веру в Бога.

Надо сказать, что год спустя я по моей собст­венной просьбе был перекрещен баптистским свя­щенником в Далласе. Я был уверен, что мое креще­ние в младенчестве не было «действительным».

Предпочтя сердечность, интимность и энтузи­азм собраний в "Крестовом походе" сухости вос­кресных богослужений, я оказался на пути от моего прежнего опыта церкви без Христа к прямо

противоположному: Христа без церкви. Только позднее мне было суждено обнаружить, что ни то, ни другое не способно довести До цели.

Тем летом я участвовал в конференции "Крес­тового похода" на окраине Твин Ситиз. Именно там я встретил несколько человек, с которыми мне предстояло служить Богу всю последующую жизнь. Дик Бэлью и его жена Сильвия прибыли на день позже из-за того, что их автомобиль сломал­ся где-то между Техасом и Миннеаполисом. Он выступил и рассказал как ему удалось обратить гаражного механика ко Христу — прямо на месте. "Вот оно, — подумал я про себя. — Это как раз то, чему я хочу научиться".

Годы подготовки

К последнему году моего пребывания в коллед­же я решил посвятить свою жизнь священству, возможно даже в институциональной Церкви. В одно утро я переехал через реку в Сант-Паул и по­сетил кампус соседней конфессиональной семина­рии. Там был старый профессор, известный своей высокой духовностью. Я пришел к нему и расска­зал ему свою историю возрастания в Церкви, от­падения от нее и затем возвращения к вере во Христа в университете. "Я чувствую что Бог при­зывает меня к священству и думаю прийти сюда для выполнения дипломной работы", — высказал я пожелание, закончив свой рассказ. Его глаза на­полнились слезами. "Я молюсь о том, чтобы молодые подобные вам приходили сюда, - сказал он - Но не приходите. Пойдите куда-нибудь еще. Здесь вас отвратят от всего, во что вы поверили . Я не знал тогда, что так называемый «протестант­ский либерализм», с которым мне пришлось впос­ледствии столкнуться, был в то время в расцвете во многих конфессиональных семинариях. Я по­ступил в Далласкую Богословскую Семинарию в Далласе, штат Техас, и, смею вас заверить, она не была либеральной!

Во время пребывания в Далласе я окончательно разрешил для себя вопрос о богодухновенности Библии. Мы узнали, почему именно она богодухновенна, что само Священное Писание говорит о себе, и как важно читать Писание и верить в его истинность. Во время этого первого года в семина­рии Мерилин (теперь моя невеста) и я жили через улицу от Южного методистского университета, где она училась на первом курсе. Я стал проводить в этом университете программу "Крестового по­хода".

На следующий год мне предложили подумать о переезде в Чикаго с тем чтобы начать "Крестовый поход" в Северо-западном университете в Эванстоне усовершенствовать управление чикагским регионом и набрать штат в Витон колледже. Я по­просил секретаря даллаской семинарии - ныне ее президента - Дональда Кэмпбела перевести меня в аспирантуру Витона чтобы оправдать уход из се­минарии после одного года обучения. Он дал мне свое благословение и летом 1961 года мы перееха­ли в Виндл Сити чтобы приступить к нашей работе.

  Находясь в Витоне я стал вновь разочаровы­ваться в Церкви. Образование, полученное как в "Крестовом походе" так и в Даллаской семинарии настроило меня против всего, что имело сакрамен­тальный или литургический оттенок. В Витоне было несколько «чудаков» или «бунтарей», кото­рые носили очки в проволочной оправе, твидовое пальто спортивного покроя и отдавали предпочте­ние епископальной церкви. Большинство осталь­ных склонялись к "Церкви Библии", все более рас­пространявшейся в Америке. Меня в ней больше всего привлекала проповедническая деятельность и толкование Библии. И пение было по крайней мере энергичным и живым. Временами и Мерилин и мне хотелось немного больше достоинства, может быть даже величия, в воскресных службах, но отказ от более выразительных и наполненных смыслом богослужений был платой за проповедо­вание Библии.

Один из членов братства перед тем как я поки­нул колледж обвинил меня в «христианском кон­серватизме». Я испугался когда он сказал это, так как почувствовал, что он мог быть прав. Но какова была альтернатива? Чем больше я узнавал о «ли­берализме» в церквях основных вероисповеданий, тем больше я опасался когда-либо променять про­поведование Библии на красоту богослужения.

Время от времени мы с Мерилин посещали цер­кви различных конфессий, таких как евангеличес­кая, лютеранская или пресвитерианская, и возвра­щались к мысли о более серьезном богослужении. Но мы воздерживались от соединения с ними, поскольку через восемь или десять кварталов оказы­валась другая церковь той же конфессии, где пас­тор подвергал сомнению воскресение Христа или Его непорочное зачатие или другие фундаменталь­ные основы христианской веры. Мы достаточно сильно познали реальность совместного пути с Христом, радость веры и любовь к Писанию, чтобы желать быть частью чего-либо неверующе­го, мертвого или скучного. Было захватывающе интересно осознавать себя идейным преданным христианином и я решил, что ничто не должно мне в этом мешать. Проведя год в Витоне, мы перееха­ли в Эванстон, чтобы целиком посвятить себя кампусу Северо-западного Университета в течении следующих шести лет. Мы встретили сильное со­противление со стороны религиозной общины кампуса, которая восприняла нас как угрозу для сложившихся конфессиональных студенческих групп. Ни наши евангелические убеждения, ни наша внецерковная принадлежность не приветст­вовались. Тем не менее к середине шестидесятых мы в конце концов преуспели в учреждении "Крес­тового похода" как признанной группы в кампусе Северо-западного.

Наши команды штатных сотрудников и студен­тов проводили свое время, выступая в различных коллективах кампуса и разговаривая со студента­ми о Христе в индивидуальном порядке — за кока-­колой или кофе. Мы стали самой быстро растущей христианской группой кампуса. По отношению к нам стала проявляться некоторая терпимость, по­скольку мы были намерены играть по правилам, но сильные богословские разногласия по-прежнему сохранялись. На нас смотрели как на похитителей паствы и фундаменталистов. Но евангелизм про­никал в мою кровь; приведение людей ко Христу приносило невероятное, ни с чем не сравнимое чувство внутреннего удовлетворения и осязаемос­ти результатов своего дела.

«Труба»

Каждое лето весь американский штат сотруд­ников "Крестового похода" собирался вместе для стажировки в Эрроухед Спрингз — неподалеку от Сан Бернардино в Калифорнии, где находился наш штаб. Те из нас, кто был областными и региональ­ными директорами, стали неразлучны. После веде­ния одиночной борьбы в кампусах в течение всего года мы считали дни до того часа, когда сможем сделать вместе передышку в Эрроухед Спрингз для осуществления летней программы. Мы вместе ели, вместе играли в гандбол, вместе проповедовали, вместе купались и парились в бане и вместе изуча­ли Писание.

После всего этого казалось, что когда мы рас­кроем Писание вместе, Святой Дух будет говорить с нами как с одним человеком, непрерывно низво­дя на нас благодать Божию и приближая к Церкви (мы называли это ожидаемое явление — «труба»). "Почему мы не являемся Церковью? — спрашива­ли мы себя. — Ведь согласно Новому Завету един­ственная вещь, которой положил начало Иисус — это Церковь". Нам нравилось то, что мы делали, но в книге Деяний имелась в виду именно Церковь, а не ее суррогат.

Лето 1966 года оказалось поворотным пунктом. Джон Браун был нашим новым национальным ко­ординатором; Дик Белью являлся руководителем восточного региона; у Джима Креддока был Юг; у Роберта Андруса — Запад, я отвечал за Север — район «большой десятки». В своем стремлении найти христианство Нового Завета мы решили этим летом встречаться каждое утро в 6.00 за за­втраком в ресторане "Сейджес" в центре Сан Бер-нардино. К нам часто присоединялись Гордон Уолкер — африканский директор и Кен Бервен — наш Канадский директор. Мы ожидали что «труба» откроется и Бог заговорит с нами через Писание, чаще всего через Послания Апостолов.

Мы вчитывались в текст Нового Завета, обра­щая особое внимание на те места, где говорилось о благодати Божией и о Церкви. В то лето мы при­шли к убеждению, что какую бы форму это ни приняло, в конечном итоге мы должны стать Церковью. Мы рассматривали Церковь как место, где будут явлены благодать и милость Божия. Мы счи­тали, что каждый верующий имеет дары, которые он может привнести, что должно функциониро­вать все тело Христово, а не только один или два оплачиваемых профессионала. Церковь должна была быть общинной.

Наше внимание привлек тот факт, что в Новом Завете Церковь начиналась в домах, что специальные церковные здания появились, по-видимому, не раньше третьего века. Хотя мы никогда не прида­вали слишком большого значения чудесам как та­ковым, каждый из нас тосковал по месту, где было бы возможно подлинное исцеление и могли быть произнесены истинно пророческие слова, где каж­дый член общины мог бы «служить своим даром». И мы хотели иметь дом, где каждый страждущий мог бы найти заботу и где «неблагополучные» члены общества были бы так же важны, как и все остальные. Чем больше мы погружались в Новый Завет, тем больше мы становились озабочены не­полнотой нашего положения оторванности от Церкви.

Осенью 1966 года мы начали создавать в кампусах группы «мобилизации студентов», органи­зованные в насколько возможно точном соответ­ствии с нашим представлением о Церкви Нового Завета. Мы учили об общине, преданности Христу и совместной работе, но отказывались от осущест­вления на практике крещения и причащения. Эти группы получили самые различные оценки: от рез­кой критики со стороны некоторых представите­лей основных христианских конфессий до щедрой похвалы от тех, кто был настроен более радикаль­но или мистически. Сами того не желая, мы ока­зались на пути конфликта с философией "Кресто­вого похода". Это не могло продолжаться беско­нечно.

Исход

В конечном итоге возник ряд причин, побудив­ших многих из нас покинуть организацию "Крес­тового похода" в 1968 году. Что касается меня, я чувствовал, что полностью исчерпал свои возмож­ности в рамках этой организации. У меня пропал энтузиазм к внецерковной деятельности. Я хотел чего-то большего. Но позволю себе заметить, что даже по сей день я скорее предпочел бы пропове­довать Евангелие Иисуса Христа в студенческом братстве или женской общине, чем в любом Дру­гом месте.

Мы ощущали недостаток свободы. Мы хотели отбросить все ограничения и делать «все что дела­ли в первом веке» — крестить наших новообра­щенных, служить литургию и причащаться, более открыто выступать против зла. Короче говоря, мы больше всего хотели быть Церковью Нового За­вета.

Именно так — Церковью Нового Завета! За долгие годы, в основном через изучение Писания и истории Церкви, страстное влечение к Церкви Нового Завета полностью захватило нас. Я со сму­щением вспоминаю один случай, поскольку он со­здает впечатление мессианства и высокомерия, что в некоторой мере вероятно справедливо. Но мы были искренни.

В один из дней 1967 года мы с Джоном Брау­ном ехали на поезде надземной железной дороги из Эванстона в центр Чикаго и я сказал ему: "Ты знаешь, кто мы? Мы — реформаторы. Так же как

  Лютер и Кальвин мы хотим возвратить Церковь к тому, чем она должна быть". Он кивнул в знак согласия.

— Я не говорю, что мы находимся на их уров­не, — уточнил я — и не хочу показаться самона­деянным. Но то, что мы на самом деле хотим сде­лать — это реформировать Церковь.

— Ты прав, — согласился он.

Другой причиной нашего ухода было то, что мы просто верили, что этого хочет от нас Бог. И именно это поддерживало нас в самые трудные дни нашего «исхода». Мы оказались перед выбо­ром бросить нечто экономически надежно обеспе­ченное и к этому времени даже вызывающее неко­торое восхищение, чтобы снова пуститься в путь, просто положившись на веру, и начать все сна­чала.

В феврале 1968 года я выступал в одном из кампусов Висконсинского университета в Ла Кроссе. Возвращаясь из студенческого клуба в об­щежитие, где я остановился в этот вечер, я ощу­щал специфическое внушение, спокойный негром­кий голос, говоривший: "Я хочу, чтобы ты ушел". Придя в общежитие, я позвонил Джону домой в Калифорнию. "Я ухожу", — объявил я, не зная, что к этому добавить.

Последовало долгое молчание на другом конце. Наконец он сказал: "Я тоже". На этой же неделе я отправил письмо с прошением об отстав­ке. «Исход» начался.

 

Начало путешествия

Этим летом мы собрали столько бывших членов "Крестового похода", сколько смогли и начали проповедовать и рассказывать о Церкви Нового Завета - как мы ее себе представляли. Лютеран­ская Церковь в Ла Джолла, Калифорния, позволи­ла нам воспользоваться ее помещениями. Мы не знали как создать то, к чему мы призывали, но ничто не могло укротить наш энтузиазм. "Вот в чем причина того, что современный евангелизм не изменяет мир, — заявляли мы. — Он самозамкнут, не связан с Церковью. Люди не включены в Тело Христово. Их можно уподобить новорожденным младенцам, оставленным на чьем-то пороге в рас­чете на то, что они сами себя накормят и смогут позаботиться о себе".

Как-то утром я вышел из зала и увидел моло­дого человека, у которого на пуговице рубашки было написано: «Бог жив, но Церковь умерла». "Аминь, — сказал я себе, - не только новообра­щенные сбиваются с истинном пути, но и церкви настолько немощны, что не могут направить на него тех, которые приходят к ним. Церковь в плену у невидимого, современного Вавилона!".

Итак, мы пришли к тому, что ответом на наш вопрос является Церковь, но не любая церковь, с которой нам приходилось встречаться. Мы искали именно Церковь Нового Завета. И вскоре оказа­лось, что в таком же поиске пребывало бесчислен­ное множество других людей. Это было началом того, что по прошествии некоторого времени мы стали называть «поиском ускользающей совер­шенной Церкви!».

Легче всего было бы создать альтернативную организацию и «сделать как надо» на этот раз. Мы даже придумали название: «Товарищество университетских студентов-христиан». Мы пред­полагали превзойти все, что когда — либо делал "Крестовый поход" — ив свидетельстве, и в про­поведи, и уж, конечно, в церковности.

Но, к счастью, «труба» была по-прежнему от­крыта. Ни у кого из нас не лежала душа к реали­зации этого плана. Одно было несомненно: мы должны были кормить семьи и у нас не было для этого той возможности, которую мы имели до сих пор. Поэтому большинство из нас решило занять­ся светской работой.

Самой трудной проблемой, с которой мы при этом столкнулись, было отношение общественнос­ти. Для наших прежних единомышленников это выглядело так, как будто мы оставили свое служе­ние ради удовольствий и житейского благополу­чия. Дик Бэлью стал продавать кофе в Атланте. Джон Браун некоторое время руководил молодеж­ным лагерем в Вашингтоне, а затем занялся по­краской домов. Я оставался в Эванстоне в течение года, а на следующий год переехал в Мемфис ра­ботать в Мемфисском государственном универси­тете.

Все мы пробовали свои силы в организации до­машних церквей — попеременно с успехом и не­удачей — и поддерживали связь друг с другом через переписку и по телефону.

 

Мемфис

К тому времени, как Мерилин и я прибыли в Мемфис осенью 1969 года, у нас было четверо детей. Мы купили большой старый дом в средней части Мемфиса, специально, чтобы иметь доста­точно большую гостиную для христианских соб­раний.

Я был нанят в качестве директора по развитию университета и исполнительного вице-президента университетского фонда. Будучи главным образом связанной с расширением фонда, эта работа долж­на была обеспечить мне ежедневные контакты как с университетскими, так и с гражданскими руково­дителями. И, что более важно, на этом посту я находился в тесном контакте со студенческой средой.

В университете мы встретили группу из пятнад­цати или двадцати студентов-христиан, которые держались вместе и которые, по различным причи­нам, не примыкали ни к одной из учрежденных в кампусе религиозных групп. Эти студенты разде­ляли наше расплывчатое представление о Церкви Нового Завета и желали, чтобы что-то было нача­то в направлении ее поиска. Воскресные вечера стали назначенным временем, а наш дом — назна­ченным местом. Почти единственным нашим твер­дым правилом было не приглашать новых людей. Будучи далеки от замкнутости в своем кругу, все мы чувствовали необходимость возрасти в нашем собственном понимании Церкви, прежде чем при­глашать других принять участие.

Мерилин и я заключили соглашение. Мы не будем подбирать лидеров из студентов, как мы де­лали в "Крестовом походе". Пытаясь помочь войти в Тело Христово всем, кто к этому стремится, мы просто старались сделать себя доступными для всех и каждого, кто проявлял интерес к христиан­скому благовестию. Кажется странным, что к концу нашей трехлетней деятельности в Мемфисе среди тех, кто решил посвятить свою жизнь Хрис­ту, наряду с наркоманами, проститутками, бегле­цами из дома, хиппи были президент и вице-пре­зидент студенческого совета, президент братства, а также широкий спектр лиц, не принадлежащих ни к одной из перечисленных категорий. Несмотря на все ошибки, сделанные нами, одна вещь была для нас очевидна: во Христе возможно братство всего многообразия человеческих личностей. Раз­нообразие даров, разнообразие служении и разно­образие достижений несомненно могли бы гармо­нично сосуществовать в христианском сообществе.

Несмотря на наше намерение не расширять круг своей деятельности в Мемфисе, нам пришлось это сделать. Одна девушка из нашей воскресной группы говорила о Христе со своей парикмахер­шей, и та попросила ее окрестить. Затем она стала посещать наши воскресные собрания. Несмотря на наше несовершенство, она была в восторге от ощу­щения себя частью тесно сплоченной группы хрис­тиан, которые любили друг друга и заботились друг о друге, и она начала приглашать всех, кого могла. Мы удвоились в размере, затем утроились и в некоторые вечера вынуждены были переме­щаться во двор чтобы вместить всех желающих.

Чем больше становилась наша численность, тем меньше и меньше мы походили на Церковь. Как ни стремились мы к обратному, воскресные вечера превратились в шумные встречи, включающие в себя энергичное пение, чтение и толкование Писа­ния, перемежающиеся просительными молитвами и благодарениями. В конце встречи я часто призы­вал «молиться и предавать свою жизнь Христу, где бы вы ни находились в комнате». Когда нас было мало, мы причащались во время большинства наших встреч, но по мере того, как группа увели­чивалась, это случалось все более редко. Мы ни­когда не могли быть уверены во всех присутствующих и в их духовном состоянии.

В других частях страны мои коллеги также пытались реализовать идею домашних церквей в раз­личных формах и с различными результатами. Гордон и Мери Сью Уолкер переехали из Колумбуса в Менсфилд, Охио, и получили в пользование большую работающую ферму. Вскоре на их пороге без всякой видимой причины стали появляться мо­лодые люди, сбежавшие из дома, путешественники автостопом и другие искатели приключений. До­вольно быстро вокруг них сформировалась не­большая община молодежи, и они устроили церковь в переоборудованном полуподвальном помещении. Гордон крестил каждого, кого ему удавалось привести ко Христу (был случай, когда он окрестил 26 человек в ледяной воде пруда фермы во время снежного шторма), и еженедельное причас­тие стало нормой воскресных утренних собраний.

Хэролд и Барбара Данавэй находились с "Крес­товым походом" в Анкоридже и покинули его вскоре после нас. Хэролд сформировал группу людей, которые помогли ему купить бывший като­лический приют, где он организовал общину, по­добную мэнсфилдской группе, но без связующей основы как таковой. Они называли себя «Маранафа[1] Норд». В начале семидесятых эта группа перешла от христианских дружеских собраний к начальной стадии церкви.

Джек и Эстер Спаркс продолжили свою работу по воздействию словом Христа на контр-культуру в Беркли. И из этого постепенно возникла домовая церковь.

Супруги Бэлью основали «церковь в гостиной» в Атланте, но она в конце концов прекратила свое существование. Они и Брауны переехали в район Санта-Барбары чтобы объединиться с бывшей группой "Крестового похода" из Калифорнийско­го университета в Санта-Барбаре, которая также охотилась за мечтой об Истинной Церкви. Это со­здало географическую близость с семьей Спарксов, которые, после окончания эры хиппи, также переместились в общину при Калифорнийском университете в 1977 году.

Снова вместе: 1973 год

К началу семидесятых годов, когда большинст­во из нас оказалось в разных местах и действовали независимо, мы почувствовали все возрастающее желание работать в более тесном контакте друг с другом. Проведя три года в университете, я оста­вил свой пост и переселился в пригород — в часе езды от Мемфиса — чтобы отреставрировать куп­ленный нами дом, который был построен перед Гражданской войной. Этот переезд позволил мне также уделять несколько больше времени своим обязанностям мужа и отца семейства, в котором в скором времени должно было стать шесть детей. Чтобы зарабатывать на жизнь, я вернулся к сво­бодному литературному творчеству, которым за­нимался в последний год пребывания в Эванстоне.

Летом 1973 года некоторые из нас были при­глашены в Даллас на недельный съезд христиан­ских издателей. Было высказано предложение собрать как можно больше прежних соратников, чтобы рассмотреть возможность создания хотя бы неформальной системы взаимодействия среди тех из нас, кто участвовал в процессе создания домаш­них церквей Нового Завета. Собралось около се­мидесяти человек.

Мы обменивались мнениями, спорили, докла­дывали и отстаивали свои взгляды по новым иссле­дованиям Писания, участвовали в совместных тра­пезах в течение большей части недели. Каждый, казалось, относился с подозрением к разворачиванию новой «кампании». Но, с другой стороны, мы устали, крайне устали, от работы в одиночку. Когда волнения угасли, несколько человек из наших решили, по крайней мере, поддерживать не­формальные отношения друг с другом.

Спустя несколько месяцев мы встретились в доме Спарксов в Беркли. Не имея почти никакой общей основы кроме желания увидеть подлинное новозаветное христианство, мы решили, что шес­теро из нас, которым было сорок и больше, будут играть роль «старших» в том не совсем понятном, что мы собирались делать. Позднее я был добав­лен седьмым. Эта ведущая группа должна была со­бираться на неделю, ежеквартально, с тем, чтобы корректировать деятельность той маленькой сети церквей, которые мы старались соединить в одно целое.

Крайне важно для нашей группы было также чувствовать потребность каждого человека в от­ветственности перед другими и подотчетности хотя бы в какой-то мере видимой, действенной власти. В последующие недели и месяцы мы осоз­нали, как мало нам было известно о том, что мы звали все чаще "Церковью Нового Завета".

— Каждый провозглашает себя Церковью Но­вого Завета, — пожаловался Джек Спаркс на одном из наших следующих собраний. — Католи­ки говорят, что именно они ею являются. Баптис­ты — что они. Церковь Христа утверждает то же о себе — так же и как все остальные. Мы должны выяснить, кто прав?

Спаркс был очень важным дополнением к нам именно потому, что у него не было за плечами евангелического высшего образования, которое получили большинство других членов нашей груп­пы. Он был евангелистом до мозга костей, но при­вносил свежий взгляд на вещи и более творческие вопросы о том, чем Церковь является — и чем могла бы быть. Он не принадлежал к кругу библеистов и слабо владел специальной терминологией.

— Что ты подразумеваешь под этим «кто прав?» — спросил кто-то с вызовом из задней части комнаты. — У нас есть Библия, разве не так? Способом, которым мы можем узнать о Церкви Нового Завета, является чтение Нового Завета.

— Нет, ты не так понял, что я имею в виду, — ответил Джек в своей сочувственной манере об­суждения деликатных вопросов. — Как протестан­ты, мы знаем свой путь, начиная с 1517 года и Ре­формации. Как евангелисты — люди Библии — мы знаем наш путь вплоть до 95 года или около того, когда апостол Иоанн закончил писать свое Откро­вение. Речь идет о времени между этими двумя да­тами.

— Он прав, — согласился Гордон Уолкер. — Хоть убей, я не могу сказать точно, куда делась эта Церковь Нового Завета.

— Я в таком же положении, — добавил Джон Браун. — Что я хочу знать, это как долго Церковь оставалась верной Христу? Совершенно искренне меня учили, что в ту минуту, когда апостол Иоанн испустил последний вздох, Церковь начала катить­ся под откос. Но так ли это на самом деле? И если нет, то где и когда Церковь отклонилась от истинного пути? Во всяком случае, как можно было из­бежать Реформации?

— Чтобы понять это, необходимо, как мне ка­жется, разделить области исследования, — сказал Спаркс. — Что касается меня, я хотел бы взять бо­гослужение. Я могу вести изучение Библии и под­держивать пение, но мне поистине с трудом удает­ся проводить богослужение. По сути, я даже не. знаю точно, что такое настоящее богослужение. Правы ли харизматики? Должны ли мы хвататься за спонтанный порыв и следовать за ним? Или су­ществует другой способ, которым христиане были призваны участвовать в богослужении?

— Тогда мне позвольте взять историю Цер­кви, — сказал Браун. — Я хочу обнаружить исто­рическую непрерывность Церкви — что есть ис­тинная Церковь, и что — церковь ложная, остава­лась ли она на верном пути или сошла с него.

— Важно, чтобы мы обратились к первоисточ­никам, — предупредил Спаркс. — Мы ничего не добьемся, если будем просто читать комментарии современных авторов. Мы должны добраться до основополагающих документов и изучить то, что говорили древние писатели — и те, что писали правильно, и даже еретики.

— Я возьму вероучение, — предложил Дик Бэлью. — Я до тошноты устал гоняться за каждым новым веянием духовной жизни, которое проно­сится по городу. Что я хочу знать — это то, во что Церковь верила с самого начала, и во что она не верила? Я также хочу поискать равновесие. Напри­мер, как быть с тем огромным значением, которое мы придаем деталям, сопровождающим второе пришествие Христа? Разумно ли это? Так ли это было у ранних христиан? Иногда у меня появляет­ся чувство, что мы знаем о втором пришествии больше, чем сам Господь.

— Но что самое важное, — продолжал Бэлью, — я хочу выяснить, что ранние христиане думали об Иисусе Христе. Какое знание позволяло им так охотно умирать за Него?

Гордон Уолкер хранил молчание в течении большей части встречи. Бывший южно-баптист­ский священник, он получил образование в семи­нарии Форт Ворз в Техасе и пасторствовал в не­скольких южно-баптистских церквях перед прихо­дом в штат "Студенческого крестового похода в поисках Христа". "Я скажу вам, что я собираюсь взять, — сказал он несколько скептическим тоном. — Я беру Библию. Мой план состоит в том, чтобы проверить сравнением с Библией все то, что все вы, братья, обнаружите. Потому что если мы не сможем найти подтверждения там, я откажусь это принять.

— Это вполне справедливо, — сказал Джон Браун, чувствуя, что обстановка может немного накалиться. — В конце концов, это должно быть критерием всего, во что мы верим.

Кен Бервен взял предреформационные годы, Рэй Нетэри, ушедший в отставку в 1978 году, — послереформационный период, а я был вскоре вы­бран нашим администратором.

 

Больше, чем исследование

Если бы мы ограничились только поиском от­ветов на поставленные вопросы, наша дискуссия представляла бы чисто академический интерес. Но нас интересовал не просто сбор более полной ин­формации. Перед нами стояли две конкретные проблемы. Во-первых, все мы теперь были ответст­венны за хотя и небольшую, но паству. Мы обеща­ли своим людям, что приведем их в сохранившуюся неповрежденной в истории Новозаветную веру. При этом мы не собирались стать еще одной «раз­новидностью» христианства. Нашей целью также не являлось оставаться протестантами, стать като­ликами, быть пятидесятниками или не принадле­жать ни к одной из деноминации. Нами руководи­ло желание быть насколько возможно лучшими христианами, быть выражением Церкви первого века в двадцатом веке.

Во-вторых — и я не могу в достаточной мере подчеркнуть важность этого решения — мы дого­ворились с самого начала в своих делах и жизни соответствовать всему, что мы узнаем о Церкви Нового Завета, проследив ее исторический путь. Если мы поймем, что были неправы, то должны будем измениться. Мы приняли на себя обязатель­ство верить ее учению, принять ее богослужение, установить — в соответствии со своим понимани­ем — ее иерархическую структуру. Или, другими словами, если бы мы обнаружили, что все христиа­не повсеместно исповедовали определенную исти­ну или придерживались определенной практики, и это делалось всеми и не противоречило Священно­му Писанию, мы изменили бы согласно этому свой курс и последовали вере своих отцов.

Отсюда начала развиваться герменевтика — интерпретации Писания. В течение многих лет мы склонялись к тому, чтобы рассматривать Церковь в ее исторической перспективе как некую горизон­тальную структуру — длиной в двадцать веков, с фундаментом, перекладывавшемся каждое столе­тие, чтобы отразить современную культуру. Те­перь, кажется, мы начали смотреть на Церковь как на вертикальную структуру, высотой в двадцать столетий, построенную на фундаменте апостолов и пророков со Христом в качестве краеугольного камня.

Вместо того, чтобы строить новые фундаменты в каждом поколении или каждом веке, мы изо всех сил старались понять, существует ли возможность оставаться на первоначальном апостольском осно­вании, сохраняя веру, однажды и навсегда пере­данную всем святым, и, в то же время построить на этом фундаменте новый этаж для нашего вре­мени, чтобы поселить на нем наших современни­ков. Мы все менее и менее интересовались, нахо­дятся ли христиане второго или третьего века в нашей церкви. Вопрос стоял наоборот: находимся ли мы в их времени и церкви?

Я думаю, немногие люди в Америке или даже в мире имели возможность проделать ту работу, ко­торую мы наметили. Мы ни с кем не были связаны, кроме Господа и друг друга. Мы были немногочис­ленны, неограничены в передвижении и готовы измениться. Будучи свободны принять то, что нам удастся найти, мы не должны были придерживать­ся ничьей партийной линии. Мы не были привяза­ны ни к какой официальной церкви и представляли людей, которые уже выпали из существующих структур и желали измениться. У нас не было ни правления, ни спонсоров, которые могли бы огра­ничить финансирование, если бы им не понрави­лось то, что мы открыли в истории Церкви. Все, что мы хотели — это Христос и Его Церковь. Вместо того, чтобы быть судьями истории, мы при­глашали историю судить нас.

Нашим основным вопросом было: что стало с Церковью, о которой мы читали на страницах Но­вого Завета? Существовала ли она по-прежнему? Если да, то где? Мы хотели быть ее частью.



[1] Маранафа — евр., т.е. Господь грядет или Гряди, Господи. Это вос­клицание было обычным среди первых христиан, как нынешнее Аминь, и вы­ражало напряженное ожидание второго пришествия и суда Господня (см. 1 Кор. 16, 22).