<
Предыдущая глава | Оглавление
| Следующая глава >
ГЛАВА
4
Последний
поезд домой.
О. Дэниэл Матезон.
Рано наступает осень в северной Манитобе. Моим глазам представлялась
идиллическая картина: лимонно-желтые осины, коричневато-желтые
лиственницы, темная зелень соснового леса - зачаровывающие символы
Канадского Севера. Жители Обдживэя собирали последние лесные ягоды.
Но среди этой неописуемой красоты разыгралась тихая трагедия.
Там, в одинокой, скрытой в лесной чаще избушке, умерла маленькая
девочка. Умерла совсем одна. Она была крошечной, одной из самых
младших в поселке.
Я был пастором
Объединенных церквей Канады, служил в соседнем шахтерском поселке.
Всего за несколько месяцев до этого события я прибыл в Галифакс,
у меня был пасторский воротничок, коробка книг и все доверие,
которое моя паства возлагала на нового пастора. Держа в руке служебник,
я совершал отпевание - обычное, по полному чину, но это было совершенно
неуместное отпевание - тем временем семья девочки и их соседи
громко рыдали. "Почему она была одна?" - таков был мой
безмолвный вопль к Богу. Налетевший через полчаса порыв ледяного,
бездушного ветра, казалось, усиливал сковавший меня психологический
ужас. Холод пронзил меня еще глубже, когда я ждал, пока жители
поселка забьют последний гвоздь в ее маленький гробик. Внутренне
я негодовал на Бога, это был горький гнев человека, чья простоватая
вера поколебалась при виде жестокой действительности жизни и смерти.
Так начался мой внутренний кризис.
Упадок
веры.
Через шесть месяцев этот кризис вышел наружу. Это было на Страстной
Седмице. Я изучал богослужебные чтения этого периода и, в конце
концов, признался себе в том, чего не мог далее скрывать: я всему
этому не верил. Кто-то однажды сказал, что ничего не изменилось,
если бы Иисус умер от простуды, а не на кресте. В тот момент ввиду
моей опустошенности я был с этим согласен. Где была та простая
вера, которая привела меня к духовному служению? теперь я счел
ее наивностью. С унынием я перебирал в памяти годы, проведенные
при храме, и признался своей жене Вере, что только одно евангельское
предложение для меня не потеряло смысла: "Взяли Господа моего
от меня, и не знаю, где положили Его." Не помню, как я встретил
ту Пасху. Но, тем не менее, я живо помню следующие недели: печаль
из-за потери веры, угрызения совести по поводу лицемерного притворства,
и, (не самое слабое чувство), что ключ к разрешению моей дилеммы
заключается в одном слове: покаяние. Слава Богу, одна реальность
сохранилась. Я узнал, что когда родители привели меня к Крещению
в апреле 1916 года, я был посвящен, отдан Богу. Я стал Его чадом,
Он - моим Отцом.
Следующие 4 года я неотступно молился: "Отче, я - Твой, вразуми
и исправь меня." Случилось несколько необычных вещей. Например,
зимним утром, после завтрака, Вера оделась и собиралась идти в
школу, где она преподавала. Когда она обернулась для прощального
поцелуя, то обронила слова, которые меня поразили и сделали счастливым:
"Я беременна, у нас будет ребенок".
Когда я смог перевести дыхание, я взбежал по ступенькам в свой
кабинет, распевая Магнификат. Ребенка мы назвали Мэри (Мария).
Мэри было всего четыре недели, когда она послужила орудием Божьего
промысла. Вера кормила ее грудью в женской уборной на пароме,
курсировавшем по заливу Фунди между Нью Брансвиком и Нова Скотья.
Невинный священник, всегда несколько рассеянный из-за плохого
зрения зашел в эту же комнату и спросил, это ли мужская уборная.
Резкое и характерное женское "Нет!" его не обескуражило.
"Господи помилуй!" - воскликнул он, но затем неожиданно
добавил: "Вы кормите дитя? Как это прекрасно!" Через
несколько минут Вера нашла меня на палубе и сказала: "Ты
должен видеть самого удивительного человека, с которым мне когда-либо
доводилось беседовать." Это был каноник Куинтон Уарнер, один
из основателей "Веры и дела".
Начав с разговора о моей дочери Мэри (Марии), он стал говорить
о другой Марии - Богородице. Его речь была глубокой, хотя и простой,
он убедил меня, что Сын Марии - действительно Сын Божий, что все,
что Он говорил - Слово Божие, все, что Он сделал - Любовь Господня.
Так мои молитвы стали исполняться.
Я был уверен, что я приблизился к цели. По крайней мере, я начал
двигаться в верном направлении. Господь получил более ревностного
ученика. С той поры все пасторы, с которыми мне приходилось общаться,
получали возможность поупражняться в богословии и заняться пасторским
попечением, независимо от того, хотели они этого или нет.
Изучая
литургию.
Около этого времени
моя конфессия приняла предложение Англиканской (Епископальной)
Церкви начать диалог с перспективой последующего объединения.
Меня назначили в комитет конференции. Я подозреваю, что меня выдвинули
для того же, для чего в пустом доме оставляют на ночь бульдога!
Я приступил к этой работе с большим энтузиазмом.
К моему удивлению,
по мере изучения англиканской литургии я понял, что она не сильно
отличается от нашей. На самом деле, я впервые узнал истинные значение
и смысл той литургии, которую я служил много лет. Я понял, что,
прежде всего это - Таинство нашего союза, завета со Христом. Я
понял также, что очень немногие в моей церкви это мнение разделяют.
Ничего! Я их просвещу! Эта моя попытка оказалась не понятой. Часто
я стремился к тому, чтобы у меня было пристанище, община, объединенная
верой. Рим, как я понимал, стал мне ближе, чем раньше. А гораздо
дальше я смутно видел туманную и далекую славу Восточной Православной
Церкви.
По мере того,
как я продолжал свое изучение, у меня иногда возникало желание,
чтобы я попал сюда, как бы с другой планеты и имел возможность
выбрать свою веру. Каким путем я пошел бы? Православным. Но на
самом деле я был еще на перепутье, на "узловой станции",
не знал в каком направлении мне ехать. Были тени поезда в Кентербери
и в Рим, и почти не было до Константинополя. А когда этот редкий
поезд и проходил через станцию, никто из его пассажиров не говорил
на моем языке!
Другой
вестник.
В это же время
важную роль в моей жизни сыграл Брюс Ларсон, автор популярных
книг и проповедник. Если бы я знал, что мне предстоит, я бы не
стал участвовать в пасторском семинаре Оттавы, проходившем в долине
Оттавы. Но так как я был уже там, то ничего особенно благодатного
я там не заметил. Брюс говорил о том, что если ваши взаимоотношения
с Богом не носят личностного характера, не доставляют радости,
корень этого, скорее всего, нужно искать в Ваших взаимоотношениях
с людьми. Он меня убедил. После некоторого размышления я понял,
что он имел в виду. Духовная гордыня влияла на мои взаимоотношения
с братьями-Христианами, и мне надо было что-то делать с этим.
"Господи," - молился я в отчаянии - "неужели я
должен признаться моим братьям в том, что считал себя умнее их?"
Где-то в затылке голос ответил мне: "Не надо. Ты уже дал
им понять достаточно ясно. Теперь ты должен попросить их помощи."
"Господи, я должен, должен!"
Следующие 36
часов для меня были мучительны. Все люди были добры, а я - ничтожен.
Следующим утром я встал рано, после бессонной ночи. Я свалял дурака,
я был уверен, это была ошибка Брюса Ларсона. Теперь я готовился
к Евхаристии. Как я смогу положить хлеб в рот соседу со словами:
"Тело Христово раздробленное для тебя, Дэвид, (Арчи, Мэтью)?"
Мое достоинство было раздавлено. Я долго выбирал место, сел. У
Господа был обо мне иной Промысел. Тот, кто сидел рядом со мной,
вскоре встал и вышел, место осталось свободным. Вошел Брюс Ларсон
и занял это место. Это мне польстило.
Настало время
преломления хлеба. Я сделал худшее, что мог при совершении Таинства.
Я яростно преломил хлеб и сунул в рот Брюсу, осмелившись сказать
только: "Тело Христово." Он был поражен моей яростью.
"Дэн," - сказал он, "взгляни мне в глаза, назови
меня Брюсом." Я никогда не забуду, как я смотрел ему в глаза
и повторял: "Тело Христово, Брюс, раздробляется для тебя."
И тут Христос воскрес для меня и вместе с Собой вознес меня из
этого мрака просто академической веры в слияние Света Его Славы.
В тот же день, по возвращении домой. Вера воскликнула: "Что
с тобой случилось?" Я попытался ей объяснить. "Ты не
поверишь, как долго я молился об таком дне!" - сказал я.
Снова
на перрон.
Итак, я вернулся к работе. Это было непросто. Объединенные церкви
перестали меня устраивать, я их - тоже. Это - самая свободная
церковь, и этим я ей очень обязан. Я свободно мог искать и использовать
то, что считал нужным из жизни Святой Вселенской Церкви. Ну, а
они могли, в свою очередь, свободно не обращать внимания на добытые
мной сокровища.
Я провел там 20 добрых лет, но теперь мне было с ними не по пути.
Мое богословие было библейским, богословие церквей - вольное.
Я хотел каждую неделю совершать Таинства Единства со Христом,
они хотели. Чтобы я служил нечто вроде заупокойной службы по Нему
четыре раза в году. Я верил в Его реальное присутствие, остальные
- в Его реальное отсутствие.
Постепенно я становился все более чуждым их либеральной вере.
Я отчаянно старался восстановить истинное место Христа в Церкви,
ее главы и Царя. Но ничего из этого не получалось. Мои годы шли,
и отсюда я уже мог видеть приближающийся конец жизни. Мой уход
не был уход с достоинством, просто двери предо мной постепенно
закрывались, и я оказался, буквально, на грязном тротуаре в полном
одиночестве. Я был в отчаянии...
"Какими бы стезями не вел меня Спаситель, чего еще мне у
Него просить..." Эта песня мне как-то запомнилась. Вспоминая
о годах, проведенных в Объединенной Церкви, я спросил себя: "Не
вернуться ли мне?" И ответил себе: "Ни за что!"
Я опять был на старом перроне, поезда в Рим и Кентербери ушли.
Может быть мне уже поздно. Я постарел, приближалось моё 70-летие.
И вдруг, неожиданно, пришел поезд восточного направления, его
конечная станция - Православие. Этот поезд назывался Евангелическая
Православная Церковь, и теперь его пассажиры говорили на моем
родном языке! Честно говоря, это был последний поезд с этой станции.
Мои дни подходили к концу, но я ухватился за возможность и воспользовался
ей. Мои друзья договорились с митрополитом Филиппом, главой Антиохийского
епархиального округа в Северной Америке. В 1986 году он предложил
нам принять Православие, а в 1987 году мы последовали этому.
В конце концов, миссионерский приход в Оттаве, Онтарио, где я
был пастором, объединился с более старым и многочисленным приходом
храма св. Пророка Илии в том же городе. До сих пор я служу и являюсь
активным пастором (я пытался уйти на покой - но безуспешно). Я
всегда сохраняю благодарность Господу за то, что он милостиво
привел меня на платформу, так что я успел вскочить в последний
поезд домой. Целая жизнь потребовалась, чтобы дождаться и сесть
на него. Но эта полнота Веры стоит всей борьбы, всех разочарований,
которые я претерпел на долгом пути к Православию.
<
Предыдущая глава | Оглавление
| Следующая глава>